- Негодяй какой, - проворчал Суслов сквозь зубы. - Ну, а вы, Самгин,
что думаете о манифестации?
- Я ведь не был в Кремле, - неохотно начал Самгин, раскуривая
папиросу. - Насколько могу судить, Гогина правильно освещает: рабочие
относились к этой затее - в лучшем случае - только с любопытством...
- Мм, - недоверчиво промычал дядя Миша.
- Я стоял в публике, они шли мимо меня, - продолжал Самгин, глядя на
дымящийся конец папиросы. Он рассказал, как некоторые из рабочих
присоединялись к публике, и вдруг, с увлечением, стал говорить о ней.
- Мне кажется, что многие из толпы зрителей чувствовали себя
предаваемыми, то есть довольно определенно выражали свой протест против
заигрывания с рабочими. Это, конечно, инстинктивное...
- Классовое, думаете? - усмехнулся Суслов. - Нет, батенька, не
надейтесь! Это сказывается нелюбовь к фабричным, вполне объяснимая в нашей
крестьянской стране. Издавна принято смотреть на фабричных как на людей,
отбившихся от земли, озорных...

Его вставки, мешая говорить, раздражали Самгина. И, поддаваясь
раздражению, Клим продолжал:
- Взгляд - вредный. Стачки последних лет убеждают нас, что рабочие -
сила, очень хорошо чувствующая свое значение. Затем - для них готова
идеология, оружие, которого нет у буржуазии и крестьянства.
- Будто бы нет? - вставил Суслов, поддразнивая. Но Самгин уже не
слушал его замечаний, не возражал на них, продолжая говорить все более
возбужденно. Он до того увлекся, что не заметил, как вошла жена, и оборвал
речь свою лишь тогда, когда она зажгла лампу. Опираясь рукою о стол,
Варвара смотрела на него странными глазами, а Суслов, встав на ноги,
оправляя куртку, сказал, явно довольный чем-то:
- А вы, Самгин, не очень правоверный марксист, оказывается, и даже...
Он с улыбкой проглотил конец фразы, пожал руку Варвары и снова
обратился к Самгину.
- Не ожидал. Тем приятнее.

Когда он ушел, Самгин спросил жену:
- Что это ты как смотришь?
- Слушала тебя, - ответила она. - Почему ты говорил о рабочих так...
раздраженно?
- Раздраженно? - с полной искренностью воскликнул он. - Ничего
подобного! Откуда ты это взяла?
- Из твоего тона, слов.
- Во-первых - я говорил не о рабочих, а о мещанах, обывателях...
- Да, но ты их казнил за то, что они не понимают, чем грозит для них
рабочее движение...
- Они это понимают, но...
- Что - но?
- Они - бессильны, и это - порок.
- Не понимаю, - почему порок?
- Бессилие - порок.
Зеленые глаза Варвары усмехнулись, и голос ее прозвучал очень
по-новому, когда она, вздохнув, сказала:
- Ах, Клим, не люблю я, когда ты говоришь о политике. Пойдем к тебе,
здесь будут убирать.

Взяв его под руку и тяжело опираясь на нее, она с подозрительной
осторожностью прошла в кабинет, усадила мужа на диван и даже подсунула за
спину его подушку.